И вкус пяток

Пансионат спал. Или почти спал. Или делал вид, что спит.
В спальне девочек, на первом этаже веселая компания Азалии ужинала. Разумеется, это было злостным нарушением режима - после отбоя ходить по спальне, разговаривать, тем более есть сладости и пить чай. Но все знали, что Мадам в отъезде, а Евдоха делает только один обход, после чего до самого утра ее не увидишь.
Поэтому девчонки прямо в ночных рубашках собрались в крайнем от двери проходе, где стояла кровать Азалии, принесли свои гостинцы, кружки и, весело обсуждая прошедший день, стали чаёвничать.
-Между прочим, - говорила толстуха Катя, - твоего Гарика Евдоха кажется сразу после отбоя вызвала к себе на ковер...
При этом Катя сделала многозначительные движения глазами от пола к потолку. Азалия удивленно подняла брови.
-Что значит "твоего"? - несколько холодно переспросила она.
Почувствовав эту холодность, Катя тут же поправилась:
-Ну... Просто... Просто этого Гарика... Кажется его как следует вздуют...
-Вздуют? - снова переспросила Азалия теперь уже неопределенно и как бы задумчиво. - А за что?
-Ну, как же... - заговорили все наперебой. - Он ведь теперь любимчик у Мадам.
-С чего это вы взяли? - тут же поинтересовалась Аза и все предпочли уклонить

На следующий день жизнь Гарика круто изменилась. Утром его никто не стал будить по подъему, на завтрак ему вместо положенного маленького стаканчика компота налили большую кружку. И компот оказался непривычно сладким, неразбавленным.
После занятий его позвала Евдокия Павловна.
Они поднимались на второй этаж, где был кабинет старшей воспитательницы. Гарик шел, как и положено сзади и на лестнице обратил внимание на ноги Евдокии. Толстые, затянутые в синий капрон рейтуз. Короткие резиновые ботики плотно облегали рельефные икры. Ничего общего с аристократическими линиями ноги Мадам, которые он вчера был допущен осязать…
Интересно, а зачем Евдоха его ведет к себе в кабинет? Гарик слышал сегодня на уроках, что мадам куда-то уехала с утра и говорили, что ее не будет пару дней. Зачем он понадобился старшей воспитательнице?
Евдокия заперла за ним дверь кабинета. Здесь Гарик бывал часто, пару раз его даже здесь пороли за мелкие нарушения. В кабинете, помимо стола и пары кресел был еще и диван для послеобеденного отдыха. Старый такой, черный, бархатный, местами правда линялый, но все равно солидный.
-Мадам сейчас в отъезде, - начала Евдокия непривычно ласковым, спокойным голосом, который от нее никогда не слышали воспитанники, привыкшие к металлу и командам. – Но ты знаешь… Она поручила мне твое обучение…
Евдокия со значением поглядела в настороженные глаза Гарика. Он догадался о чем она говорит и поспешно закивал головой.
-Вот и отлично, - шумно выдохнула главная воспитательница и плюхнулась на диван. – Так что займемся!
Гарик стоял перед ней в нерешительности, не зная, что ему делать.
-Ну что ты?! – удивилась женщина. – Не знаешь своих обязанностей?!
Она кивнула на свои ноги.
-Разуй меня! Сними сапоги!
Гарик неуклюже присел перед ней на колени, осторожно взялся за правый сапог, потянул его на себя. Снял. Разутая нога на какое-то время повисла в воздухе, потом Евдокия бесцеремонно положила ее Гарику на колено.
-Так… - удовлетворенно промолвила она, - Теперь вторую…
Гарик стащил и второй сапог. Евдокия пошевелила пальчиками.
-Молодец, хорошо, - она откинулась на спинку дивана, - А теперь давай-ка, разотри мне как следует ступни, они ужасно устали, я за весь день ни разу не присела…
Гарик вспомнил свои печки. Уж лучше бы он оставался истопником. Растирать ноги этой жирной корове ему никак не хотелось. Но что такое бамбуковая трость Евдокии он помнил очень хорошо. Эта штука способна выбить из тебя любую лень и сделать послушной игрушкой в руках того, у кого она находится. А сейчас эта бамбуковая трость была здесь, в кабинете Евдокии Павловны…
Ее ноги в резиновых сапогах вспотели и теперь были влажными. Гарик, подавив отвращение, стал их растирать, стараясь, чтобы воспитательница не заметила его неудовольствие. Однако опытный глаз Евдохи уловил как уж слишком поспешно и немного небрежно массирует ей подошвы мальчик. Как будто бы хотел поскорее отвязаться.
Она поджала губы, взгляд стал суровым.
-Ты так их трешь, как будто белье стираешь… - угрожающе проговорила она и неожиданно отняла ногу. – Может тебе это не нравится? Может, ты стал слишком брезгливым?!
Столь явную угрозу Гарик не мог не почувствовать и инстинктивно вжал голову в плечи.
-Нее… нет, что вы, Евдокия Павловна… - заблеял он, понимая, что сейчас грянет гроза.
Ну-ка, подай трость! – указующий перст был направлен в сторону стола, на котором лежало злополучное орудие наказания, столько исполосовавшее задниц воспитанников и воспитанниц.
Гарик поспешно исполнил приказание Евдокии. Она повертела трость как будто видела ее впервые, коротким взмахом распорола воздух и Гарик почувствовал, как спина покрылась мурашками величиной с горошину. Глупый, он расслабился, приняв за чистую монету эти вкрадчивые слова и тихий голос воспитательницы. Он забыл, как здесь умеют наказывать за неизмеримо меньшее ослушание. А уж его недовольство настолько явно было выражено, что грех жаловаться. Он заслужил самую жесткую порку, он это ясно понимал.
Но Евдокия бить не стала. Почему-то передумала. Она отчетливо увидела в глазах мальчика страх и поняла, что он будет покорным. К тому же сейчас бить его было просто лень, она решила подождать следующей провинности и уж тогда наказать по полной. Так, чтоб выл, катался по полу, ревел и умолял о прощении. Она очень любила такие короткие, но жестокие тайные расправы, когда можно было всласть отвести душу, избив маленького негодяя при закрытых дверях, у себя в кабинете, без свидетелей. Тогда можно как следует поглумиться над ним, даже потоптать его ногами, не обращая внимание на истошный рев.
После таких процедур даже самые отъявленные гордецы становились ее маленькими рабами и Евдокия Павловна упивалась своей неограниченной властью над их душами и телами. Потом они спешили выполнить ее самый сумасбродный приказ и униженно заглядывали в глаза, раболепствуя. Вот и теперь она решила дождаться какой-нибудь оплошности Гарика, чтобы избить того желательно до крови и до истошной истерики.
Она поняла, что Гарику должность чесальщика пяток противна и он вряд ли сможет как следует справляться со своими обязанностями. А Мадам будет требовать именно добросовестности и желания, а не просто отрабатывание вечерних часов. Мадам любила, что мальчик для чесания ласкал бы ей ноги подолгу, весь вечер и чтобы при этом он старался бы. Она не любила халтуру. И Евдокия поняла, что характер Гарика придется ломать самым жестоким образом.
И ее это вполне устраивало.

Сейчас надо было найти к чему бы придраться.
Евдокия Павловна легла на диван, Гарику велела примоститься в ногах, там отныне его место. Место мальчика для чесания пяток.
-Запомни, - вещала она строгим тоном и прикрыв глаза, - Ты не должен высовываться, ты не должен мозолить глаза. Ты должен сидеть тихо, как мышка. И ты должен всегда сидеть у ног дамы… Ну в общем дамы, которой служишь. Это твое рабочее место. Ноги даме надо ласкать так, как ты бы ласкал котенка или маленького щенка. Бережно, осторожно, благоговейно… Мадам устает за день, ей нелегко воспитывать вас, паршивцев, ты должен помочь ей расслабиться и отдохнуть. Поэтому она и позволяет тебе поухаживать за ее ногами…
Гарик стоял на коленях и со всей возможной тщательностью и осторожностью мял и поглаживал ее ступни, которые она сложила одна на одну.
-Теперь попробуй легонько почесать пяточки… - руководила его действиями воспитательница.
Гарик попробовал. Евдокия непроизвольно захихикала от щекотки.
-Не так сильно… Нежно проводи пальцами по всей подошве, сверху вниз а пятку слегка почесывай… И нежно, нежно… ласково… Не забывай, твоя задача, чтобы мне было приятно, чтобы я расслаблялась от твоих почесываний…
Но видимо наука Гарику в голову не шла. Полежав так минут пять-десять, Евдокия Павловна нашла, что ощущения от почесываний не идут нив какое сравнение от тех же действий предыдущего чесальщика Вени Габова.
Да, надо признать, Веня был мастером в этой области. Чесать и щекотать пятки он приноровился столь искусно, что Евдокия Павловна почти кончала от его экзерсисов. Да, это было блаженство. Венечке ничего не надо было говорить, он сам бросался разувать ее, сам массировал, сам согревал ножки, если они замерзали… Венечка не брезговал и целовал каждый пальчик, умел, подлец, так пощекотать язычком пяточку или мизинчик, что внизу живота начиналось томление и хотелось… хотелось… хотелось…
А от этого остолопа хочется лишь встать и взять трость. Так видимо и придется сделать…

Отредактировано Шелест (2006-04-12 20:29:44)